Автор: Денис ТУКМАКОВ
Питерский пожарный ждал два года, чтобы стать донором костного мозга и спасти чью-то жизнь
В этой истории все вышло необычно. Совсем не так, как изо дня в день случалось в жизни Павла Чудинова, пожарного из 43-й части в Гатчине.
Рядовой внутренней службы Чудинов на своей работе привык действовать быстро, по инструкции, считать время на секунды и всегда видеть того, кого надо выручить из беды. Разглядеть застрявшего в горящем доме бедолагу — вопрос жизни и смерти: иначе это еще одна жертва пожара. А тут все получилось иначе…
Три причины, по которым России нужны свои регистры доноров костного мозга:
- Россия стоит на четвертом месте в мире по частоте редких HLA-фенотипов: в иностранных регистрах может просто не отыскаться нужный фенотип.
- Дальнейшее ужесточение антироссийских санкций способно закрыть для россиян доступ к крупнейшим регистрам мира.
- Один только поиск донора в международном регистре стоит 21 000 евро. Оплата зарубежного донора, врачей и операции — еще минимум 10 000 евро.
Операция спасения, в которой сотрудник МЧС Чудинов стал главным героем, растянулась на годы. Важнее быстроты его реакции оказались лабораторная точность и тщательный подход к делу. Его решение прийти на помощь не было предписано ни одним формуляром. Спасенной же девочки Павел так ни разу и не видел. И не увидит еще года два или три — таковы правила.
Разве что враги в обеих ситуациях оказались схожи. Оба любят таиться до времени, вызревать незаметно, выжигать изнутри. Огонь и рак. А еще в обоих случаях страшнее всего, когда жертвы — невинные дети.
Человек «длинной воли»
Что заставило пожарного зайти в тот день в клинику Павлова? Теперь он уже и не вспомнит толком: два года прошло. Случайность какая-то. Зато он до сих пор отчетливо помнит выражение лиц нескольких ребят, столпившихся у регистратуры. Совсем маленьких детишек — двух, трех, четырех лет.
Их лица, взгляды, позы и еще — совсем лысые головы — резко контрастировали с видом обычных посетителей. В них читалась боль — большая, тягостная и очень взрослая. Но еще большим несчастьем веяло от их родителей, собравшихся рядом. Понимавших в сто крат лучше собственных детей, с чем им пришлось столкнуться и что еще предстоит вытерпеть. Детская лейкемия — такого не дай бог никому.
Натолкнешься на улице или в Интернете на таких вот несчастных, детей и взрослых, истерзанных физической и моральной болью — и поневоле отвернешься, не в силах смотреть им в глаза, читать их истории. Но Павел там, в клинике, не отвернулся. Проникся жалостью. Продолжил смотреть уже другим взглядом.
Как признается сам Чудинов, у него в тот момент что-то щелкнуло внутри. Что-то шепнуло ему на ухо: помоги, с тебя не убудет. Павел пошел и помог.
Впрочем, это лишь так говорится. На самом деле решение стать донором костного мозга предельно далеко от спонтанного порыва «пойти и сделать». Это не сторублевку в руки побирающейся в метро матери сунуть и не на счет денежку в три клика отправить. Тут от человека требуется «длинная воля».
Сначала нужно подписать в одном из медцентров соглашение о вступлении в регистр доноров костного мозга. Затем в назначенный день сдать девять миллилитров крови на анализ — с его помощью определяют так называемый HLA-фенотип. Это самый важный момент: для успешной трансплантации костного мозга необходима полная тканевая совместимость донора и реципиента.
А после этого донору нужно… ждать. Терпеливо жить дни, месяцы, годы в ожидании, подойдет ли его набор генов какому-нибудь больному. Извещать работников медцентра о перемене места жительства и телефонного номера. Следить за своим здоровьем — ведь сильно болеть будущему донору нельзя!
Можно прождать всю жизнь — и так и не стать донором. Ну или можно отказаться в любой момент, без каких-либо «санкций» — дело-то добровольное.
Разглядеть ее лицо
Павел ждал два года. Когда же нашелся генетический близнец его костного мозга — маленькая девочка — от пожарного потребовались еще одно, окончательное согласие и полное медобследование.
А дальше была операция по забору костного мозга. Не особо сложная: общий наркоз, стерильный шприц и 30 минут неподвижности, пока делают проколы в спине. Нахлынувший и тут же обузданный страх неизвестности: «А со мной-то что теперь будет?» Двухдневный стационар. Сносная боль в области таза, снимаемая обычным анальгином. Больничный на пару недель, в течение которых костный мозг донора обычно полностью восстанавливается. И одна спасенная — в это очень хочется верить — жизнь.
После операции Чудинов признался: он до сих пор не осознает до конца, в чем принял участие. Диковинно все как-то. Полному осознанию мешает та самая непривычная вещь — по правилам Павел еще долго не сможет встретиться с девочкой, которой помог. А ему непременно хочется увидеть ее лицо, и когда это случится — история станет законченной.
— Говорят, доноры и реципиенты очень часто похожи друг на друга, — рассказывает Павел. — Гены-то совпадают…
Наверное, было бы красиво разглядеть в судьбе этого эмчээсовца две принципиально разные ипостаси — героизм «по работе», когда он по долгу службы каждую смену лезет в огонь, и добровольный, не прописанный в присяге, поступок «для души» длиною в пару лет. Доведенное до автоматизма мужество пожарного и совсем не рискованное дело донора, на которое, в общем, способен каждый. Вот, мол, какой он бывает разный, этот Чудинов.
Только не разделяются они, ипостаси эти. Может, оттого что цена в обоих случаях — человеческая жизнь. А может, по более прозаической причине: не так уж и много в нашей стране потенциальных доноров костного мозга — в федеральном регистре их, смельчаков, не более 50 тысяч на огромную Россию. В пять раз меньше, чем пожарных.
