Честное ленинское

Автор: Александр Цыпкин

Иллюстрации: Екатерина Матвеева

1983-й, а может, 1984 год. В одной из школ города на Неве завелся музей революции. Будем честны — музейчик. Рационально верующая в большевиков директор школы Янина Сергеевна Сухарева решила организовать на третьем этаже подотчетного учреждения место для коммунистической молитвы под названием «Уголок Октября». Основой экспозиции стала метровая гипсовая копия товарища Ульянова, полученная Яниной Сергеевной в качестве, вы не поверите, взятки, с которыми последователи симбирского студента яростно боролись, как мы все знаем. Возможно, именно этот кармический бумеранг и стал всему виной.

Цель у мзды была тривиальной. Скульптор средней руки очень хотел, чтобы его сын учился в данной школе, нашел дверь к директрисе и чуть ли не сам предложил такой оригинальный ход, как установка памятника Ленину в школе. Янина Сергеевна, женщина практичная и с фантазией, подумала, что такое идолопоклонничество выделит ее среди других директоров и точно приведет к ремонту школы или по крайней мере того этажа, где будет находиться статуя. Кстати, вопрос расположения вождя неожиданно стал камнем преткновения. Творец предложил стандартный памятник — Ленин куда-то показывает рукой.

— И в какую сторону должен показывать Владимир Ильич?

Янина Сергеевна в миру была учителем географии.

— В смысле, в какую?

— Ну на север, на юг или, не знаю, на восток, может быть? Надеюсь, не на запад.

Скульптур подвис.

— А это имеет значение?

— А это я вас спрашиваю. Вы же их много уже сделали. Должна же быть какая-то логика. Вон, я слышала, мечеть и церковь строят в зависимости от сторон света. Может, с Лениным так же? Может, он должен всегда показывать на Зимний дворец? Знаете, не хотелось бы ошибиться. Могут же понимающие люди заглянуть.

— Давайте спросим у кого-нибудь, — предложил мастер.

— У кого? Вы хотите, чтобы я, директор одной из лучших школ города Ленина кому-то дала понять, что не знаю такого общеизвестного факта?

Тучи над будущим сына скульптора начали сгущаться, но выход был найден.

— Я знаю, что делать. Можно его поставить на крутящуюся подставку и…

Янина Сергеевна скептически посмотрела на скульптора и поняла, что, если генетика существует, то новый ученик за места на олимпиадах бороться не будет. Стало очевидно — взяточник может только лепить. Думать ему противопоказано.

— Вы предлагаете из Ленина сделать флюгер или карусель?

— Нет, я просто подумал… а давайте…

— Давайте без давайте.

Янина Сергеевна взяла инициативу с свои руки.

— Вы можете сделать Ленина без указывающий руки?

— Как без руки? Совсем?

Директор школы начала гордиться своими учениками, которые до этого казались ей непроходимыми тупицами.

— Нет, разумеется. С руками, но пусть он их держит в карманах. Так мы решим вопрос стороны света. Смотреть он, я надеюсь, может куда угодно. Сможете?

— Да, конечно!

Восхищению скульптора не было предела.

Пока лепили Ильича, Янина Сергеевна насобирала еще каких-то артефактов, например, газету «Правда» от 7 ноября 1937 года, день двадцатилетия революции, и организовала экспозицию. В последующем, кстати, газету убрали. Учитель истории на торжественном приеме в школьной столовой, закусывая компот с водкой и винегретом, порадовал Янину Сергеевну тем фактом, что именно в 1937 году почти все участники-организаторы революции принудительно отправились строем в мир иной. Их расстреляли как врагов народа. Ну, с революциями всегда такая неразбериха в итоге получается. Лучше не начинать. Янина Сергеевна, наслушавшись, газетку от греха подальше выменяла на копченую колбасу у какого-то товароведа-коллекционера.

Но это все мелочи. Главное, что памятник В. И. Ленину занял свое место в просторной школьной рекреации, справа и слева от него поставили горшки с цветами, вменив учителям, преподающим на этом этаже, следить за их поливом. Те перепоручили школьникам старших классов, далее задание упало к пионерам, оттуда к октябрятам и наконец, как обычно, к нянечке, убирающей за всеми. В итоге цветы регулярно засыхали. Назначались новые ответственные, но ничего не менялось, как и во всей стране. Чаще всего гипсовый вождь видел вокруг себя лишь горшки с землей, думаю, он уже начал искать крестьян, которым бы ее отдать, но в него неожиданно прилетел арабский мячик и жизнь статуи развернулась на 180 градусов.

Кстати, всегда было интересно, почему теннисные мячи называли арабскими и знают ли об этом арабы. Шведы, как я уже писал ранее, не в курсе шведской семьи, стенки и стола.

Ну да бог с ней, с этимологией. Для чего нужны в школе рекреации? Правильно. Чтобы детишкам было, где играть в футбол любым предметом, кроме кирпича. Обеспечить всех советских детей полями и мячами не удалось. Выкручивались как могли. Играли всем подряд. Ластики, всякие баночки, коробочки, целлулоидные шарики и теннисные мячи занимали детишек часами.

Ленинская рекреация была значительного размера и три семиклассника спокойно дулись в футбол после уроков, не боясь повредить статую. Но у судьбы были иные планы. Проходивший мимо громила из 10-го класса, к которому прилетел мяч, со всей дури приложился и изобразил Роберто Карлоса. Мяч, как ракета, полетел в сторону намоленного пионерами уголка Ленина. На то он и десятиклассник, чтобы уметь испаряться, когда дело пахнет керосином. Не успел арабский снаряд влететь в Ильича, как маг исчез. Семиклассники охнули. Статуя зашаталась. Вождь мирового пролетариата стукнулся затылком о стену и потерял голову. Пока голова летела вниз, за эти доли секунды, футболисты стали верующими. Бог услышал детские молитвы, и голова Ленина упала в горшок с землей, да так ровно, что стала напоминать кадры из знаменитого фильма «Голова профессора Доуэля». Вождь рос из почвы весьма органично.

— Конец нам.

Прервал молчание несуразный Коля по кличке Болт.

— Старшеклассник слился, кто он — мы не видели, зато много кто видел, что мы здесь играли. За голову Ленина нам наши оторвут. Чего делать будем?

Шесть глаз смотрели на Ильича в горшке.

— Повезло, что в горшок упал, хоть не разбился, — долговязый Костя Крынкин начал искать светлую полосу.

— Офигенно повезло. Может пойдем прямо сейчас к Янине, сдадим целую голову, пятерку получим. Костян, какое на хрен повезло!

— Болт, ты что, тупой? Ее приклеить можно.

Крынкин вынул дедушку из так сказать клумбы, отряхнул и приставил назад. Скол был идеальным.

Петька и Болт хором выдохнули:

— Нужен клей. Побежали к трудовику!

— Дебилы, какой трудовик?! Он спросит, зачем клей или с нами пойдет, да и вообще не факт, что он у себя. Жёва нужна. Есть у кого?

— Крынкин, ты нормальный? Ты хочешь голову Ленина на жвачку приклеить?

Болт не унимался, но Костя был до предела логичен.

— Есть идеи лучше? До перемены десять минут. Здесь хоть уроков и нет, но народ будет. Пока ты там клей найдешь. На жвачке она день точно простоит, а я из дома клей завтра притащу. Вечером приклеим. У кого жёва есть?

Жёвы ни у кого не было. Но Болт почему-то мялся и смотрел в пол.

— Болт, ты чего? У тебя жёва есть и ты давать не хочешь?! — Крынкин практически кричал.

Круглолицый Болт хмуро ответил:

— Это не простая жёва. Это «Дональд».

Надо отметить, что жевательная резинка «Дональд» в советское время приравнивалась к спортивной машине сегодня. За нее продавали душу, тело и прочие человеческие активы.

— Откуда?

Двое друзей на минуту забыли про Ленина.

— Купил.

— У кого?! У Зайцева? Ты же сказал, что у этого барыги никогда ничего не купишь.

Гриша Зайцев был настоящим enfant terrible всей школы. Хулиган, драчун и, наконец, бессовестный и беспощадный спекулянт. Папа у него был моряком и привозил Грише всякий зарубежный яркий хлам, который от бедности в СССР ценили дороже золота. Много чего продал Зайцев школьникам, но ничего не было притягательнее жевательной резинки «Дональд». Я тоже до сих пор дрожу от ее запаха, а еще в ней был вкладыши, которые стоили отдельных денег. Стыдно сказать, даже у жеванной, «секонд-рот» резинки и то была цена.

— Я Зое ее купил. Хочу гулять с ней пойти. Я две недели копил…

Парни замолчали. Чувства Болта к Зое вызывали уважение, тем более все знали, что Болт из очень бедной семьи, но Крынкин набрался смелости на адекватность.

— Слушай, Болт, ты же сам сказал, если башку не прилепим, тебе не до Зои будет…

Болт огорчился еще более, но согласился.

— Ну давайте хоть пожуем все.

Тотем разделили на троих и впали в негу. Каждое движение челюсти вызывало оргазм. Наконец Крынкин высказался.

— Ладно, хорош жевать, давайте сделаем три точки и прилепим эту голову чертову. Петька у тебя у одного руки из правильного места. Сможешь ровно поставить?

— Давайте.

Операция прошла успешно. Голова держалась. Крынкин нежно покачал статую.

— Дедушка, ты главное головой не кивай, пока я клей не принесу.

В голосе Крынкина была забота и уважение.

— Валим, пацаны.

На следующее утро Янина Сергеевна привела к памятнику человека из РОНО. Тот хлопнул Ильича по плечу. Голова накренилась и рухнула вниз. На этот раз мимо горшков. Владимир Михайлович из РОНО был атеистом. Ему никто не помог.

Янина Сергеевна стала гипсовой и мысленно подготовила приказ о колесовании сына скульптора.

— Владимир Михайлович, скульптор начинающий, может, ошибся в расчетах.

Владимир Михайлович не зря носил свою голову. Осмотрев место преступления, он обнаружил не только две из трех клепок из жвачки, но и обертку, которую паникеры почему-то не забрали с собой. Она валялась за горшком.

— Янина Сергеевна, скульптор ни при чем. Думаю, это ваши ученики на днях его уронили, а скорее, попали чем-то, когда в футбол играли, и думаю, что вчера, раз фантик уборщица не подмела еще. Ну и на жевательную резинку прилепили, сорванцы, а вот жвачка — это ключ к разгадке. Это не наша клубничная. Он рассматривал фантик, как Пуаро. Это «Дональд». Странно, что они обертку обронили, торопились, наверное, что тоже о многом говорит. В общем, ищите Янина Сергеевна, кто Владимира Ильича обезглавил.

Последнюю фразу сыщик сказал холодно и резко.

Янина Сергеевна вспыхнула. Она не понимала, шутит чиновник или нет, поэтому решила на всякий случай найти преступника. Проведя опрос общественного мнения, она выяснила, что кто-то видел, как ученики вроде бы какого-то из седьмых классов вчера играли в футбол, ну а «Дональд» привел сразу к Зайцеву.

Янина Сергеевна вошла в класс.

— Зайцев, встань! Ну что, доигрался. Теперь у тебя неприятности крупные. Рассказывай, как ты Владимиру Ильичу Ленину голову отбил.

Крынкин & Co вжались в стулья.

— Янина Сергеевна, я не знаю, о чем вы говорите. Какая голова?

Зайцев был спокоен. Он скорее изумился.

— Обычная голова. Вчера тебя видели после четвертого урока играющим в футбол рядом с памятником. А сегодня у него голова отвалилась. Судя по всему, ты ее вчера отломал и на жвачку свою мерзкую, иностранную, прилепил.

Янина Сергеевна брала Зайцева на понт. Зайцев ответил равнодушно и убийственно.

— Я не мог этого сделать, у меня алиби.

Янина Сергеевна ушла в плоский штопор. Во-первых, слово «алиби» от семиклассника она услышать не рассчитывала. Во-вторых, понт не прошел.

— Что у тебя? — со смесью раздражения, изумления и неуверенности спросила директриса.

— Алиби. Несколько уважаемых человек могут подтвердить, что вчера меня в школе не было.

— Интересно, почему тебя не было, и кто эти уважаемые люди?

— Участковый, к примеру. Вчерашний день я провел в милиции, мне не до футбола было.

Янина Сергеевна вышла из пике, настроение ее ухудшилось до предела.

— Я не удивлена. Хорошо, об этом мы отдельно поговорим. Тогда расскажи, кому из одноклассников ты дал жвачку «Дональд».

Лицо Болта вытянулось. Он посмотрел на Зайцева и снова вспомнил о вере.

— Никому.

Зайцев был спокоен.

— Врешь! И если ты мне правду не скажешь, то будешь за всех отвечать все равно. Так что лучше скажи сам, тебе и так в нашей школе не место.

— Даю честное пионерское и честное ленинское слово.

— Чтоб я от тебя честного ленинского не слышала!!!

Дальнейшая инквизиция никаких результатов не дала. Определить виновных не удалось. Зайцева помучили по пионерской линии, но не сильно. Ленина без головы убрали, скульптор начал лепить нового, что-то там затянул, потом переехал в другой район, забрал сына, затем началась перестройка и уголок Октября умер.

Крынкин на перемене подошел к Зайцеву.

— Спасибо, что не сдал, должны мы тебе теперь. Слушай, Заяц, тут такое дело, Болт жвачку для девушки купил, для Зои, он ей обещал, ты же знаешь, что у него с деньгами-то не очень, может, продашь со скидкой?

— Интересная у тебя логика — вы мне должны, и при этом я еще и дешевле продавать должен. С хрена ли?

— Ну будь ты человеком, мы же в одном классе учимся, у тебя этих жвачек целая коробка, а Болт не ел дня три, чтобы накопить.

— А ты не считай. Можешь за друга заплатить, если его тебе так жалко. Но, честно говоря, у Болта и с жвачкой шансов с бабой нет. Дебил дебилом, а еще и голодранец.

— Заяц, я понимаю, у тебя кроме денег в голове ничего нет, но ты за словами-то последи, а то я купить-то куплю, но морду тебе набью.

— Ну попробуй.

Костя попробовал начать потасовку, но Зайцев, принимавший участие в драках чаще, чем обедал, с трех ударов отправил его в глубокий нокаут и уходя, пнул ногой. Жвачку Зайцев продал в итоге с наценкой, сказав, что это за моральный ущерб. Крынкин после того случая записался в секцию бокса, вошел во вкус, натренировался, через год по какому-то другому поводу как следует отметелил Зайцева, сломав ему нос, а после школы сам двинул в ВДВ, чем немало удивил своих родителей — музыканта и университетскую преподавательницу. Знали бы, кто всему виной.

Самого Зайцева через несколько лет взяли на каком-то мошенничестве. Он никого сдал. Сел один. На шесть лет. На суде лишь сказал, что ни в чем не виноват, что дело сфабриковано и что он дает честное ленинское. Об этом «честном ленинском» год все гудели. Вышел Заяц по амнистии и начал бизнес. Лихой русский бизнес. Он удался.

На одной из встреч одноклассников он принес Болту коробку «Дональдса». Болт, Заяц и Петька поднялись в рекреацию, открыли коробку, напихали в рот по несколько резиновых прямоугольников, обнялись и стали жевать свое детство.

Потом Заяц достал бутылку дорогой водки, три рюмки, и они выпили за талантливого и благородного Костю Крынкина, который погиб в никому не нужной и непонятной войне от «дружественного огня», свои что-то напутали и накрыли его роту «Градами». От него ничего не осталось. Фрагменты тела, говоря официальным языком. Всё.

Гриша Зайцев взял на содержание Костину жену, ребенка и нищих родителей. Государству было не до них.

Помянули, собрались уходить, и тут Болт неожиданно спросил:

— Заяц, я вот до сих пор не могу понять, на хрена ты тогда, соврав, сказал «честное ленинское»? Если бы все раскрылось, тебя бы Янина за одно это выгнала.

— Я не соврал.

— В смысле?

— Я же тебе жвачку тогда продал, а не просто дал. Янина спросила, не давал ли я. Есть разница. Я и на суде тогда правду сказал, кстати. Должно быть у человека что-то святое. У меня вот Ленин. Мне папаша всегда говорил, что, если бы не Ленин, были бы всей семьей на дне, а так в люди выбились. Он каждый раз, когда американские ношеные джинсы в СССР за 100 рублей продавал, за Ленина вечером пил. А ты что, Болт, думаешь, в Америке тебя кто-нибудь за «Дональд» поцеловал бы?

Болт усмехнулся, а Зайцев вздохнул:

— Такую страну потеряли, конечно. Ладно, пойдем к Янине зайдем.

— Ой пойдем, она тобой так гордится, особенно после ремонта, который ты в школе отгрохал, говорит, вырастила настоящего российского купца еще и невинно осуждённого.

— Осу́жденного, Петь, осу́жденного.

Навигация по журналу «№02-2018»

<< Сирия. Победа. Что дальше?