Автор: Александр Цыпкин
Иллюстрации: Екатерина Матвеева
Время, когда мне придется выдумывать сюжеты, неумолимо приближается, но есть еще правдивые неопубликованности. Вот одна из них. Опять же, клянусь светлой памятью моего разгула, все так и было. Все.
У постсоветского повесы существовала только одна проблема — где взять временно свободную квартиру, комнату, дачу, коридор, угол. Поэтому наша жизнь в девяностых представляла собой этакое «Яндекс. Такси», только вместо свободных машин радар искал оставленную чьими-то родственничками жилплощадь с кроватью, ну или без.
Иногда это можно было запланировать, ибо дачные обязанности старшего поколения неизбежны, как налоги и конец отпуска.
В один из таких благословенных позднеосенних дней мы с подругой были одарены квартирой на тринадцать часов.
Полноценным героем событий был мой первый автомобиль ВАЗ-2105, купленный на деньги от каких-то непонятных махинаций с долларами и не более понятных уроков английского языка. Видела это машина многое… в основном 18+, но об этом в другой раз. Так вот, газуя от нетерпения, я прибыл в указанный квадрат. Машину припарковать удалось с обратной стороны дома, то есть до парадной (москвичи выругались в этот момент), повторяю, до парадной нужно было идти. Эта подробность важна для визуализации мизансцены. Обойдя дом, я через десять наносекунд был у двери, за которой обнадеживающе играла музыка. Встречались мы с подругой уже некоторое время, поэтому чай пить представлялось неуместной тратой времени и чая.
Я параноидально контрацептивен и пачка презервативов была со мной всегда, как у некоторых партбилет. Прелюдии пролетели как компенсированное время в финале Лиги чемпионов, и настал момент частично облачиться в латекс. Но латекс, сволочь, схоронился як Януковыч у Ростове. Нет, я, правда, хочу посмотреть в глаза Кулибину, который придумал полиэтиленовую обертку обычной пачки с тремя презервативами. Пока ее откроешь в ночи дрожащими руками, то в зависимости от возраста либо извергнешься, либо упадет то, что поднимали всем подъездом. Там есть такая узенькая хренушечка, ее нужно найти, подцепить ногтем, размотать… ну то есть все для людей, как руль в ВАЗ-2105.
Но нервы тогда у меня были из оптоволокна, и я спокойно подошел к окну, единственному источнику тусклого света: осенняя ночь брала свое. При луне я решил покончить с презервативщиной и через некоторое время, справившись со всеми задачами, выдохнул, мечтательно взглянул в окно и… превратился в тыкву.
Смотрел я на свою машину. Ее грабили.
Какой-то клошарского вида субъект спокойно стоял у открытого багажника моего корвета и лениво перебирал его содержимое. Также рядом с ним стояло ведро, очевидно предназначенное для моего бензина. Я натянул джинсы, свитер, визгнул что-то ошарашенной подруге и побежал вниз. Как я уже говорил, парадная, да, парадная, была с обратной от припаркованной машины стороны. Обойдя дом, я привел дыхание в норму и приготовился к битве. Я был худ, хил и беспомощен, но горд, безрассуден и жаден. На улице не было ни души, только ваш покорный слуга и вор. Увидел он меня сразу, но копаться в багажнике не перестал, чем испортил настроение вконец. Я ожидал от него постыдного бегства. Ан нет. Приближаясь, я думал, куда, а главное, как бить. В голове стучала мысль: «Возьми палку, Хон Гиль Дон хренов». Идея хорошая, но я бы сразу обозначил свои намерения, а так был шанс притвориться прохожим и неожиданно обрушиться на рейдера со всей яростью ограбляемого полуеврея. Когда до цели оставалось метров семь, преступник развернулся в мою сторону. В руках у него был пистолет.
Идея притвориться прохожим нравилась мне все больше, а вот «яростно обрушиться» — все меньше. Я невозмутимо прошел мимо налетчика, как будто всегда в это время суток и года прогуливаюсь по району в свитере и ботинках на босу ногу. Оставалось только спросить у товарища, как пройти в библиотеку. Глаза у гражданина были усталые, несчастные и пустые: бомж бомжом, но «Бог создал людей, а Кольт сделал их равными». Я понимал, что преступник — он такой же неудавшийся, как и вся его жизнь. Не менее очевидным было и то, что ствол — максимум пневматика, а может, и просто игрушка. Но стоило ли проверять это ради нищебродского содержимого моего багажника? Нет. Я прискакал обратно в квартиру и неистово встал (филологи, пардон муа) у окна, воришка как раз занялся бензином.
«Кинуть, что ли, в него томиком Чернышевского» — подумалось жертве насилия после разумного вопроса «Что делать?». Но тут на мое, воистину еврейское, счастье я увидел двух милиционеров, идущих с другой стороны кустарника, отделяющего парковку от аллеи. Чудо чудное, диво дивное. Истошным криком «машину грабят, ловите его» я включил свет в половине окон дома, но результата достиг. Двое с наручниками моментально продрались сквозь кусты и взяли преступника с поличным. Через минуту я присоединился к компании. Вора прижали к дереву, глаза его бешено вращались, рот скривился от готовности зарыдать.
— Твоя машина?
— Моя. Товарищ милиционер, у него пистолет!
— Пистолет! Ну все, б… Ты попал, это вооруженное ограбление, сядешь по полной.
— Я никому не угрожал! — заблажил подозреваемый.
— Угрожал? — обратился ко мне «злой полицейский».
— Вообще-то нет… — честно признался я. В глазах бомжа блеснула вера в человечество. «Добрый» милиционер обыскал преступника и достал из недр ватника пистолет.
— Это что???
— Пневматика…
— А если я тебе, сука, в глаз сейчас выстрелю?! — голос «злого» звучал убедительно.
— Значит, так, потерпевшему явно из-за тебя, козла, в отделении всю ночь сидеть неохота, нам ты тоже на хрен не нужен. Либо мы тебя сейчас в лесок отведем, отметелим так, что на морозе ты сам к утру коня двинешь, либо расскажи мне что-нибудь.
«Добрый» ткнул меня в бок и незаметно кивнул головой. «Злой» достал дубину и спросил у напарника:
— Есть чем рот заткнуть? Он же орать будет как свинья.
Бомж истерически залепетал:
— Мужики, да вы чего, да я ж только бензин слить хотел, чтоб бутылку купить, я пальцем никого не трогал!
«Злой» замахнулся дубинкой и рявкнул:
— Да тут у третьей машины за неделю бензин сливают. Заткни ему рот!
— Мужики, это я! Я во всем сознаюсь!
— С парнем, вон, договаривайся, пойдет он на тебя заяву писать?
Умоляющие глаза горе-преступника не оставили мне выбора.
— Поехали в отделение, дайте только документы возьму.
Через полчаса мы с клошаром сидели по разные стороны решетки в оживленном фойе местного отделения милиции. Еще через полчаса явился дознаватель и стал задавать различные неприятные вопросы, типа где я был в момент преступления, что делал и как все произошло. На вопросе «А чего ты в окно-то посмотрел?» я вдруг понял, почему так неуютно сидится. Презерватив был на мне… События развивались настолько стремительно, что мысли, точнее руки, до него не доходили. Зато теперь я только и делал, что пытался понять, почему он не свалился и что будет, если свалится, когда я встану?
— Так, ладно, это неважно, давай составлять список украденного. Что было в багажнике?
— Кеды… — хмуро начал я перечисление своих сокровищ. — Футбольный мяч, домкрат, лопата, покрышка — вроде всё.
— Так, запишем… пытался украсть у Цыпкина Александра Евгеньевича кеды, футбольный мяч и тэ дэ, чем нанес гражданину Цыпкину… так… ммм… значительный или незначительный ущерб?
Я был погружен в мрачные размышления о том, не начнется ли у меня на члене диатез от долгого сидения в презервативе.
— А как понять, значительный или нет?
— Ну не знаю… ты бы расстроился, если бы все это потерял?
— Да… Кеды хорошие… — пробурчал я, представляя, каково ему сейчас там в латексе.
— Очень бы расстроился?
— Очень.
— Так и запишем: «Нанес потерпевшему значительный ущерб».
Еще через час я был дома, подруга спала, а я изучал под лампой причину многих моих будущих, да и прошлых неприятностей. Еще через месяц меня пригласили в суд. За это время историю моего ограбления я рассказал друзьям, и парни с юрфака объяснили мне, что фраза «значительный ущерб» прибавила мужику пару лет к сроку. Не знаю, правда ли это, но чувствовал я себя Берией. Люди вагонами воруют, а тут из-за кед человека посадят.
На суде было многолюдно. Я уже не помню почему. То ли сразу несколько дел слушали, то ли мой преступник сознался во всех кражах в Петербурге, в общем, человек двадцать, не меньше, сидело в зале. Очередь дошла до моего эпизода. Судья зачитал (понятно, что текст я помню приблизительно):
— Подсудимый такой-то украл у потерпевшего Цыпкина кеды, футбольный мяч, домкрат, лопату и автомобильную покрышку, чем нанес потерпевшему значительный, — громко отчеканила судья, — ущерб.
В зале раздались злорадные смешки. Я стоял с «нашим знаменем цвета одного», понимая, что вот так антисемитизм и рождается.
— Товарищ судья, а можно поменять показания?
— В смысле?
— Нууу…. ущерб незначительный.
Снова гадкие смешки в зале. Я продолжил рдеть.
Что было дальше, память стерла, приняли мои изменения или нет, я не знаю. Надеюсь, приняли. Кеды в багажнике, кстати, так и остались. Они уехали вместе с мячом, домкратом и лопатой к новому владельцу машины, что, как вы понимаете, нанесло мне значительнейший ущерб.
Разве что из-за этого никто не сел в тюрьму. Принципиальная разница.
